Неточные совпадения
И прочтя несколько книг антропологии,
педагогики и дидактики, Алексей Александрович составил себе план воспитания и, пригласив лучшего петербургского педагога для руководства, приступил к делу.
Клим был слаб здоровьем, и это усиливало любовь матери; отец чувствовал себя виноватым в том, что дал сыну неудачное имя, бабушка, находя имя «мужицким», считала, что ребенка обидели, а чадолюбивый дед Клима, организатор и почетный попечитель ремесленного училища для сирот, увлекался
педагогикой, гигиеной и, явно предпочитая слабенького Клима здоровому Дмитрию, тоже отягчал внука усиленными заботами о нем.
Нет, Любаша не совсем похожа на Куликову, та всю жизнь держалась так, как будто считала себя виноватой в том, что она такова, какая есть, а не лучше. Любаше приниженность слуги для всех была совершенно чужда. Поняв это, Самгин стал смотреть на нее, как на смешную «Ванскок», — Анну Скокову, одну из героинь романа Лескова «На ножах»; эту книгу и «Взбаламученное море» Писемского, по их «социальной
педагогике», Клим ставил рядом с «Бесами» Достоевского.
Эту задачу возьмет на себя разумная
педагогика и выполнит ее так, что дети и не почувствуют тяготеющей над ними ферулы.
Педагогика должна быть прежде всего независимою; ее назначение — воспитывать в нарождающихся отпрысках человечества идеалы будущего, а не подчинять их смуте настоящего.
Затем я вовсе не отрицаю существенной помощи, которую может оказать детям
педагогика, но не могу примириться с тем педагогическим произволом, который, нагромождая систему на систему, ставит последние в зависимость от случайных настроений минуты.
А когда ребенок вступит в отроческий возраст и родителям покажется недосужно или затруднительно заниматься его воспитанием, то на место их появится разумная
педагогика и напишет на порученной ей tabula rasa [дощечке (лат.).] своиписьмена.
Средство это, как я уже сказал выше, заключается в замене действительного знания массою бесполезностей, которыми издревле торгует
педагогика.
Ужели подобная задача, поставленная прямо или под каким бы то ни было прикрытием, может приличествовать
педагогике?
Но
педагогика, годная для одной эпохи, может оказаться негодной и вредной для другой.
Дядя Максим был очень встревожен этим случаем. С некоторых пор он стал выписывать книги по физиологии, психологии и
педагогике и с обычною своей энергией занялся изучением всего, что дает наука по отношению к таинственному росту и развитию детской души.
В
педагогике есть положение, что для детей, не способных еще к отвлеченным понятиям, воспитатель составляет олицетворение нравственного закона, и потому необходимо доверие ребенка к воспитателю.
Но обязанность воспитателя, — продолжает потом
педагогика, — состоит в том, чтобы как можно скорее сделать себя ненужным для ребенка, приучивши его понимать нравственный закон в его истинной сущности, независимо от авторитета воспитателя.
Каков вообще был успех этого курса нравственной
педагогики, — я решить на себя не беру.
Вообще тогдашняя
педагогика была во всех смыслах мрачная: и в смысле физическом, и в смысле умственном. В первом отношении молодых людей питали дурно и недостаточно, во втором — просвещали их умы Пепиным свинством. И вдобавок требовали, чтоб школьник не понимал, что свинство есть свинство…
В этих видах основаны были женские воспитательные училища, где и положено начало тому закрытому, казенному воспитанию, против которого так сильно восстает современная
педагогика за то, что оно отчуждает детей от семьи; на тех же началах основано было несколько кадетских корпусов.
Вопрос этот так общ, что и в прежнее время нельзя было не говорить о нем, и действительно, даже в самое глухое время нашей литературы нередко появлялись у нас книжки и статейки: «О задачах
педагогики как науки», «О воспитании детей в духе христианского благочестия», «Об обязанности детей почитать родителей» и т. п.
Фишер, конечно, по-прежнему будет вещать, что „
педагогика разделявается на три половины, из которых первая говорит о воспитании, но вторая равно о воспитании, а зато третья… тоже о воспитании“.
В большую палату привели двух новых больных, и, кроме того, пришла одна из старшеклассниц, заболевшая внезапно незнанием
педагогики. Таким образом, наша лазаретная семья увеличилась тремя новыми членами.
И тетушке своей, графине А. А. Толстой, он пишет: «Я опять в
педагогике, как четырнадцать лет тому назад; пишу роман, но часто не могу оторваться от живых людей для воображаемых».
Отсюда прежде всего забота о малых сих, преобладание
педагогики, охрана ортодоксии как социально организующей силы, поддерживающей единство.
Это учение о зле, отвергающее всякий имманентный смысл в изживании зла, было
педагогикой для несовершеннолетних.